Конкурент дунгана, чайханщик, каждую минуту открывал решето с пельменями. От крика лошади шарахались у коновязи. Вкусный пар клубами валил из-под навеса. Недалеко от чайханы стояла одинокая богатая юрта. Ее опасались и объезжали. Вот уже две недели, как сюда заглядывали со всей ярмарки люди из Китая и Киргизии, из Ферганы и Кашгара. У местного населения превосходное зрение. Только темный делец покупает очки. Очки — это реклама, вывеска учености. Люди в очках днем и ночью подъезжали к этой юрте. Они никогда не собирались вместе. Замешанные во всякую уголовщину, они боялись друг друга.
К полудню в гудевшей кругом толпе раздался тревожный говор. С другого края поля медленно пробивался всадник. Это был Кондратий. Не глядя ни на кого, он подъехал к юрте, бросил повод сопровождавшему его красноармейцу и вошел внутрь. Джанмурчи сидел с каким-то смуглым пройдохой в черных очках. Они пили кумыс, развалившись на шелковых подушках. Когда командир вошел, Джанмурчи встал.
— Сегодня будет совещание мудрых, — сказал он.-
Но мне они не верят, и потому каждый хочет говорить с тобой.
— Все зависит от них самих.
— Он хотел тебе рассказать про Байзака.
— Какого Байзака? — удивленно спросил кавалерист и тут же резко добавил: — Если он будет врать, он сядет за решетку. Понятно?
— Зачем я буду врать, — вкрадчиво заговорил человек в очках. — Я буду говорить правду, только скажи, что мне за это будет,
— Третья часть.
Алчность искривила рот незнакомца.
Третья часть опия? — переспросил он, поблескивая стеклами очков.
— Нет, ты получишь деньгами, о мудрый, — ответил Джанмурчи, — потому что опий все продают в контрабанду.
Человек в очках молчал. Потом, как бы решившись, он уставился черными стеклами на Кондратия и подобострастно заговорил:
— На ярмарке есть большая курильня опиума. Уф, хорошая курильня. Только моя боиса. Байзак- большой человек.
Кондратий поднял брови.
— Не говори про Байзака, говори про курильню.
— Там десять, пятнадцать пудов опия. Я ему расскажу, — и человек в очках показал на Джанмурчи.
Кондратий кивнул головой. Проводник и его гость стали шептаться.
Потом Джанмурчи громко сказал:
— Приедешь на базар, получишь третью часть.
Незнакомец взглянул на пограничника, ожидая подтверждения.
— Да, да, в таможне, — сказал Кондратий, и человек в очках поспешно вышел.
— Еще кто-нибудь будет?
— Да, мы весь день будем советоваться с мудры» ми, — спокойно и мстительно ответил проводник.
В юрту вошел, поворачивая во все стороны голову, широколицый мужчина. Его глаза также были закрыты очками. Джанмурчи приветливо встал ему навстречу.
Кондратий с тайным отвращением пожал потную, лип-кую руку контрабандиста.
— Казы плохо поступил со своими деньгами, — сказал Джанмурчи, — и потому хочет посоветоваться с тобой.
Кавалерист приветливо улыбнулся. Джанмурчи продолжал:
— Казы хороший человек.
Новый посетитель фальшиво засмеялся, показал рукой на тонкий войлок юрты, который их окружал, и попросил не называть его так громко по имени.
Джанмурчи льстиво осклабился, приложил руку к пруди и закивал головой.
— Казы обманули. Один плохой человек уговорил его тайно посеять опий. На разных местах в горах они посеяли десять десятин. Тот человек обещал четвертую часть. Но теперь Казы видит, что поступил плохо. На этот посев нет разрешения. Собирать опий придется тайно. Надо отправлять его в контрабанду. Казы не хочет попасть в тюрьму. Он услышал, что ты даешь третью часть за каждый найденный тайный опий или посев. Казы — хороший человек. Он видит, что его обманули. За те же самые деньги он может получить не четвертую часть, а третью. Поэтому он все скажет тебе, и ты уничтожишь посевы, у которых нет хозяина и разрешения.
— Десять десятин? — переспросил Кондратий. — Ведь это целое состояние.
— Десять, — ответил по-русски Казы.
— Пускай придет в таможню и получит деньги. Но перед этим пусть укажет все посевы.
Казы торопливо поблагодарил, встал и исчез из юрты.
— Джанмурчи, ты молодец!
— Командир, я буду мстить за Будая. Поезжай домой. Там к тебе придут другие шакалы. За деньги они расскажут тебе все. Их так много, что они разорвут на части отца контрабанды.
Кондратий погладил Джанмурчи по лицу, вышел и сел на коня. Красноармеец ехал сзади и посвистывал от удовольствия. По толпе шел говор.
— Кок-Ару, Кок-Ару — Зеленая Оса!
Кондратий уже был знаменит и имел прозвище.
Недалеко от конского базара шел разгром курильни опия. Крики долетали даже сюда.
— Что, Саламатин, как твое плечо? — спросил кавалерист, обернувшись в седле.
— Ничего, спасибо, — отвечал красноармеец.
В это время почтительный ропот пролетел по толпе, и она широко расступилась. Навстречу Кондратию медленно ехал Байзак. Он приветливо улыбался, хотя его лицо было желтым от ярости.
— А вот и контроль едет, — и Саламатин указал глазами на Байзака. — Только немножко поздно, — насмешливо добавил он.
Кондратий оглянулся. Там, где был Джанмурчи, как на пожаре работали люди. Они разбирали юрту и грузили ее на верблюдов. Кондратий приветливо поздоровался и заговорил, чтобы дать время Джанмурчи скрыться.
— Хорошая милисыя, поймала много опия, — пробормотал Байзак, заглянув в глаза командиру.
— Да, да, слава богу, — сказал Саламатин, выехав вперед и нагло уставившись в темные глаза Байзака.
Темные глаза Байзака полыхнули молнией. Но красноармеец зловеще улыбнулся и твердо глядел на отца контрабанды.