Контрабандисты Тянь-Шаня - Страница 40

На минуту он задумался. Потом грустно продолжал:

— Днем в моем сердце нет горя: я берегу батыра. Но ночью я вижу лицо Калычи, и мне скучно. Когда-нибудь мы прольем кровь Байзака, как воду.

Вдруг он поднял голову. В юрту заглянул Золотой Рот.

— Пусть все оденутся, Байзак уезжает далеко в горы. Так он приказал, — сказал Золотой Рот.

Алы выставил голову из-под одеяла.

— Ханум, ханум! — с горечью сказал Джанмурчи.

— Привяжи свой длинный язык ремнем и никогда не показывай горя при детях и женщинах, — медленно проговорил Алы.

За стеной юрты начался шум, который бывает, когда поднимается целое кочевье. Плакали разбуженные дети, ревел скот, блеяли бараны. Большие овчарки бегали в темноте и бестолково лаяли. Потом рев верблюдов покрыл все, только рядом слышались возня и голоса женщин, которые переругивались, разбирая соседнюю юрту.

— Алы, этот саяк — вор, — сказал Джанмурчи, — он хочет взять твоего коня, чтобы ты шел пешком с женщинами и детьми. А если ты потеряешь силы, тебя поволокут на аркане. Так мне сказал Байзак.

Алы молчал. Он взял Марианну за руку, и все вышли из юрты. Байзак не сдержал своей угрозы. Пленникам подали коней, но, когда они сели, их окружила целая толпа контрабандистов. Байзак не стал ждать медленного табора и двинулся с джигитами вперед.

Глава V КОЗЫРНЫЙ ТУЗ БАЙЗАКА

Саламатин загнал коня и явился в табор Джантая. Его короткий рассказ подействовал, как труба горниста, когда она ночью в спокойной казарме, разрывая уши, ревет тревогу. Кондратий выслушал его и приказал седлать лошадей. Будай в первый раз за полгода оживился. Джантай слышал об унижениях сына и поглядывал на Черного Баклана. Тот, смеясь, задирал голову к небу. Джантай слушал воркующий смех Баклана, разглаживал седые клочья бороды и глядел, как возились у лошадей его джигиты.

В несколько минут все было готово. Пограничники, оставив вьюки, выглядели бодро и весело. Они знали, что им предстоит короткая прогулка и схватка. Кондратий, сверкая глазами, осмотрел свой знаменитый карабин и только что хотел подать команду, как Джантай поднял руку.

По пастбищу приближались двое. Всадник шагом ехал на коне и без всякого милосердия тащил за собой пешего человека. Эго был посланный Байзака. Он волок на аркане Батрхана. Перед рассветом он поймал беглеца недалеко от Джантая.

Несколько часов Батрхан, сам не зная куда, шел, судорожно вцепившись в петлю, которая обвивала его шею. Всадник приблизился и важно сошел с коня. Аркан ослаб. Батрхан сорвал его со своей ободранной шеи и опустился на траву. Он озирался бессмысленными, налитыми кровью глазами и тяжело дышал. Гонец низко поклонился Джантаю, презрительно глянул через плечо на Кондратия и сказал:

— Меня прислал один большой человек. Я не буду называть его имя, но все, что я скажу, — правда.

Потом он бегло оглядел вооруженный отряд и обратился к Джантаю:

— Если пограничники поедут в погоню, то ханум умрет, Алы тоже умрет.

Парламентер хотел еще что-то сказать, но Джантай ударил в ладоши, и его скрипучий голос крикнул:

— Кучь-Качь!

Несколько джигитов мгновенно сбили с ног посланца. Черный Баклан с ножом в руке сел ему на грудь. Посланный без всякого испуга стал читать молитву.

Джантай нагнулся, заглянул ему в глаза и прохрипел:

— Я дам тебе семь днем смерти, и семь дней ты будешь говорить со мной. Каждый день я буду отрывать по куску твоего тела.

— Все, что ты сделаешь со мной, будет с твоим сыном и с ханум, — без всякого страха ответил гонец.

Джантай задумался. Кондратий посмотрел на него и сказал:

— Сейчас они сильнее нас. Будем слушать, что они говорят.

— Хорошо, будем слушать, — проговорил медленно Джантай и сел на корточки рядом с задержанным.

Ои долго и внимательно смотрел в глаза посланца. Кругом все молчали. Сперва на лице гонца погасла наглость. Потом лицо стало желтым, и дикий, животный ужас появился в вытаращенных глазах, а Джантай все сидел и смотрел. Гонец чувствовал себя вещью в руках старого разбойника, и это сознание было хуже всякой пытки. Кондратий ласково положил руку на плечо Джантая.

— Может быть, этот человек встанет и будет говорить.

— Пусть разрежут на куски моего сына, но эта собака не будет говорить со мной как с равным.

Гонец с усилием поднялся на локте и сказал:

— Если я не успею рассказать тебе все и вернуться до намаза, Алы умрет!

— Судьба, — коротко ответил Джантай и вынул из-за пояса нож.

Пленник захрипел от ужаса, но Кондратий остановил руку Джантая.

— Кучь-Качь, отпусти этого человека, — твердо сказал он.

Гонца освободили, и он сел. Кругом на конях сидели пограничники. Недоумение и беспомощность были на их лицах. Кондратий был бледен, но спокоен.

— Господин, — сказал гонец, — твои лошади могут быть как ветер. В груди людей может быть сердце барса. Но удар ножа в грудь быстрее твоих коней. Выстрел в голову женщины будет самый первый в этом сражении.

Зеленые, ядовитые глаза Осы спокойно смотрели в глаза гонца. И при последних словах гонец невольно опустил голову.

— Мы все когда-нибудь умрем, — холодно сказал Оса. — Говори, зачем приехал.

Гонец встал на ноги и под общими взглядами ненависти заговорил уверенно и спокойно. Он понял, что будет жив, и мало-помалу вся его наглость вернулась к нему.

— Ты сам должен выбрать. Когда ты уезжал из города, ты получил письмо.

— Это все?.. — холодно сказал Кондратий.

Гонец молчал.

— Что получу я, если отдам опий?