Контрабандисты Тянь-Шаня - Страница 39

Это было приказание манапа, за которым стояли обычаи рода.

Марианна, замершая от ужаса, увидела, что слова юноши были как окрик укротителя, который заставляет пятиться тигра. Байзак ослабил повод, медленно вынул ногу из стремени и слез с коня.

— Я хочу говорить с тобой, сын Джантая, — злобно проговорил он, подойдя к Алы с конем в поводу.

Иншаллах! — сказал юноша, подняв глаза к небу. — Пусть эту женщину вымоют, оденут и накормят — или ты не услышишь от меня ни одного слова!

Марианна закричала от страха и вцепилась в руку Алы. Юноша грустно улыбнулся и сказал:

— Я буду около юрты. Тебя никуда не увезут. Или мы вернемся, или умрем оба.

Потом он взял ее за руку, проведя несколько шагов, и отдал на попечение женщин.

Когда Марианну увели в юрту, Джанмурчи и Золотой Рот уселись с разных сторон и смотрели на юрту, не спуская глаз. Судьба заставила шакала сделать выбор, и теперь Золотой Рот был вполне предан Алы. Он знал, что это все-таки лучше, чем быть посредине между такими большими врагами.

— Идем, — пренебрежительно бросил Алы и прошел впереди Байзака.

Они вошли в юрту и молча сели к огню. Толстый, злобный Байзак сидел по другую сторону очага, Сквозь пламя и дым по временам было видно его свирепое лицо. Алы сидел неподвижный и прямой. Казалось, он в своей печали не замечал врага, который смотрел на него в упор и злобно. Наконец Байзак заговорил:

— Оса захватил опий, но теперь у меня в руках жена Будая и ты. Если я не получу опия, я убью вас обоих и вернусь в Каракол.

Алы молчал.

Лицо Байзака, исковерканное гневом и похожее на маску, подалось вперед. Он хрипло продолжал:

— Ты можешь все исправить. Забудь об этой жене пограничника. Я говорю с тобой, как с Джантаем. Пообещай мир, и мы будем вместе. Если мы отобьем опий и поделим его пополам, ты можешь уехать в Китай. Ты будешь очень богат.

Алы поднял тонкие брови. По его оливковому лицу прешла презрительная улыбка.

— Старые люди хорошо говорили: саяку и сороке пощады нет.

— Да, я знаю, что честь арыка больше саяка, — покорно сказал Байзак. — Ты будешь со мной или умрешь. Повторяю это тебе, как самому Джантаю.

— Ты сказал Джантаю, чтобы он изменил другу? — " медленно проговорил юноша. — И ты думаешь, что Джантай тебя не найдет?!

Потом он встал и молча вышел из юрты. Байзак хлопнул в ладоши. Несколько вооруженных джигитов беззвучно появились в юрте. Отец контрабанды в первую минуту хотел приказать перебить пленных. Но не решался отдать страшного приказания. Кроме того, он понимал, что такое месть Джантая. Вековые традиции о неприкосновенности арыков передавались из рода в род. Байзак бесился на самого себя. Он сидел и раздумывал.

Женщины вывели Марианну из соседней юрты. Она была одета по-киргизски: красная юбка с желтыми цветами, черная бархатная безрукавка поверх синей кофты. На голове ее был платок.

— Ханум, — сказал Алы, — ты очень голодная, пойдем к огню.

Он взял ее пальцы и. вытянув свою руку, почтительно привел и усадил ее около очага. Потом, поглядев мимо Байзака, важно проговорил:

— Саяк! Пусть подадут кумыс и мясо.

Алы как будто гипнотизировал Байзака своим повелительным голосом и уверенностью. Отец контрабанды хлопнул в ладоши, и в юрту внесли вареное мясо. Джанмурчи вошел в юрту и остановился у входа. Он с нежностью и волнением глядел на Марианну, но не посмел подойти и сесть рядом. Смеет ли простой смертный сидеть рядом с пленным арыком, у которого такое большое горе?

Джанмурчи стоял и кланялся. Потом сказал:

— Может быть, ханум нуждается в моей помощи?

— Калыча! — закричал Байзак.

Джанмурчи пошатнулся, как будто его ударили но» жом. Желтая бледность разлилась по его лицу. Мимо него, робко понурив голову, прошла его невеста. Она посмотрела на проводника и закричала от радости, но Байзак остановил ее взглядом. Девушка закрыла лицо руками и вздрагивала при каждом слове, так что косички с серебром звякали на затылке.

— Джанмурчи, ты человек маленький; возьми Калычу, поезжай с ней к Осе и скажи, что завтра Мариам и сын Джантая умрут, — сказал Байзак.

— Без Калычи мое сердце пусто, но я не могу смутить дух Осы, — сказал Джанмурчи. — Кроме того, я- слуга Алы, потому что он сейчас в плену.

— Останься здесь, — небрежно проговорил Алы, прожевывая мясо.

Джанмурчи почтительно поклонился и, не взглянув на Байзака, сказал:

— Хорошо.

Джанмурчи встал рядом с Алы. Они стояли с бесстрастными лицами, потупив глаза в землю. Алы про Себя читал стихи корана и кланялся в землю, лицом к западу. Джанмурчи, слегка скосив глаза, следил за каждым его движением. Вместе с ним он клал земные поклоны, затыкал уши и закрывал глаза.

Когда они окончили намаз, Алы повернулся и, ласково улыбнувшись Марианне, обратился к Джанмурчи:

— Пусть ханум спит здесь.

Джанмурчи вышел и долго с кем-то препирался в темноте. Потом вошли пестро одетые женщины с целым ворохом шелковых одеял. Алы быстро укутался, лег и моментально уснул. Марианна сидела и глядела на огонь.

— Джанмурчи, Алы — батыр?

— Батыр.

— Расскажи, что такое батыр?

Джанмурчи секунду колебался, глядя в огонь. Потом выпрямился и заговорил.

— Старики рассказывают по-разному. Давно-давно был властелин, который много стран постелил себе под ноги как ковер. По древним могучим родам он ходил, наступая на них ногой, как на полевые цветы. Сила огромная была собрана у него в руках, как драгоценные камни в кольцах женщин. Он хотел идти со своим войском туда, где опускается солнце. Его войско было как саранча. Горы не могли закрыть кочевников и их скот от той лавины, которая проносилась над ними. Он сам назначал начальников над своими отрядами. Одни стояли над тысячами, другие — над сотнями, третьи — над десятками. Потом он умер. От трех самых больших военачальников произошли Арык, Белек и Бугу. Отец моего отца и прадед моего деда держали стремя коня, когда они садились на седло. Поэтому я должен повиноваться, когда мне говорит арык.