— Не слезать! — закричал он, повернувшись назад. — Пешком не пройдешь!
И храбро направил коня вслед за Алы. Он сразу же откинулся назад, а конь головой вниз стал спускаться почти по отвесному уклону… Голова коня была между ступней человека. Откинувшись спиной на круп лошади, всадник полулежал на спине. Гравии плыл ручьем вслед за конями. Следом оставалась глубокая канава. Кони еле перебирали передними ногами и ползли на задних, но при каждом движении съезжали на целую сажень. Вместе с целой лавиной камней они ползли вниз, кружась петлями, чтобы не ускорять движения щебня. Красные халаты стремились к зеленой долине, которая казалась близкой. Иногда сверху протяжно кричали:
— Ка-амень!
Тогда бывшие впереди глядели и давали дорогу обломку, который катился и прыгал по щебню. Ударившись о глыбу, он рассыпался на мелкие камни, и верхние с хохотом гадали: попадет или нет. Потом движение продолжалось до следующего окрика. Кони весело фыркали, мимоходом стараясь сорвать былинку. Чем дальше, тем спуск становился более отлогим, и все прибавляли шагу.
— Бисмилла! Мы хорошо проехали, — сказал Джанмурчи.
Сзади загудела метель, и белая пелена застлала красные утесы. Они исчезли где-то вверху, позади, как будто растаяли в тяжелых снеговых тучах. Ветер усилился и стал непрерывным. Впереди внизу заклубились тучи, закрывая целые хребты гор. Иногда лучи солнца прорывались длинными желтыми полосами и освещали внизу огромные круги местности, как прожектором. Тогда было видно, на какой колоссальной высоте находились всадники, а грандиозный простор еще более увеличивался во все стороны, открывая целые панорамы. Люди были подавлены почти безграничным открывшимся пространством, и даже смех и шутки, вспыхнувшие после избавления от опасности, прекратились сами собой.
Всадники двигались, разъединенные темнотой,
— Хчо-хча-чча! — разрозненные гортанные крики, подбадривающие лошадей, раздавались сзади сверху и впереди снизу. Солнце опустилось. Высоко в небе вверху снег был белый и светлый и все удерживал уходящий день. Впереди открывалась ямой сумрачная котловина. Потом стало темно. По крутому уклону за два часа беглым шагом спустились куда-то вниз.
— Ишь ты, вверху-то! Гляди-шапка свалится!
На перевале разлилось зимнее голубое сияние. Оно исходило от льда. Потом стало понятно, что это был лунный свет. Ледники горели, посылая вниз, во мрак, слабое отражение. Взошла луна. Узкое ущелье, засыпанное сплошными камнями, только в насмешку можно было назвать долиной. Впереди ярко заблестел костер. Кондратий направился к огню. Это были пастухи. На протяжении лета они пасли скот на ледниковых лугах.
Из мрака один за другим выныривали измученные всадники и приближались к костру. Густой белый удушливый дым валил из горевшего кустарника. Потом сразу взметывалось красное трескучее пламя, и серебряная луна на мгновение казалась синей. Кондратий приказал остановиться. Он решил сделать дневку. Расседланные лошади фыркали в темноте. Работавшие пограничники двигались черными тенями. А когда луна поднялась высоко и свет проник в ущелье, костер померк. Стало видно, как при лунном свете тускло блестит медь на седлах. В темноте вспыхнул второй огонь. Там варили барана, и пограничники, толпившиеся вокруг костра, говорили о хлебе, как о лакомстве. Оса сидел и рассматривал карту. Он с наслаждением съел кусок дымящегося горячего мяса и продолжал что-то обдумывать.
— Алы, почему ты отстал? — с упреком спросил Оса.
Джанмурчи выступил вперед.
— Командир, моя голова как будто сделана из дерева. Я виноват: лошадь упала и разбилась.
— Так мы ехали чуть не по ровному месту, — сказал Оса.
— Да, но там был обрыв. Она забилась и упала. Она сломала себе ноги, и я ее зарезал. Пастухи уже пошли за мясом. Я сел на коня Алы, и мы ехали вдвоем, поэтому он отстал.
Оса нахмурился. Джанмурчи продолжал:
— Товарищ командир, ты приказал брать казенные потники, но я взял у чайханщика, и потому лошадь погибла. Это было предательство. Посмотри.
Джанмурчи протянул потник. Оса взял его, развернул и стал глядеть, нагнувшись к огню. Что-то слегка блестело в сером войлоке. Оса провел рукою и засвистел. В потник была закатана очень тонкая проволока. От времени она проколола войлок и стала царапать спину коня.
— Ну, что ж, достанешь лошадь у пастухов, — сказал Оса. — Я заплачу.
— Куда пойдет наш завтрашний путь? — спросил Джанмурчи.
— На Карабель, — сказал Кондратий.
Алы услышал название перевала и, сделав шаг вперед, торопливо заговорил:
— Он говорит, — сказал Джанмурчи, — что там нет дороги, куда ты хочешь ехать. Там болота.
— Я поеду, — твердо сказал Кондратий. — На Кара» беле через три дня будет большая контрабанда.
— Командир, — сказал Джанмурчи, — если мы пойдем вперед, наша спина будет открыта для удара. Эти пастухи контрабандисты. У них кошма белая с черным. Алы видел у них одну лошадь. Он говорил так, что хочет ее купить, и потому хорошо рассмотрел. У нее шрамы от пуль, она была ранена. Эти люди — контрабандисты.
— Будай, — сказал Кондратий, — когда мы поедем вперед, оставь двух позади. — Потом он добавил: — Ну, дела больше никакого нет? Спать!
— Холодная темная ночь затянула ущелье. У погасших костров вповалку лежали изнемогшие люди. Часовой медленно ходил вдали от костра, чтобы огонь не ослеплял глаз, и зорко всматривался в темноту. Потом его молча сменил другой, потом третий. Полное молчание разлилось по ущелью. Даже стадо баранов спало без одного звука. Через несколько часов темнота стала редеть. Отвесные скалы выступили из мрака. Они как будто выплывали и устанавливались одна возле другой, все новые и новые, все более изломанные, громоздились одна на другую.